«Моя Планета» беседует с жителями самых разных уголков мира, чтобы узнать, что для них важно в жизни.

Я еще не чувствую себя старой. Хоть и молодой я быть не могу — через меня три войны прошло, мне почти сто лет. И сейчас я не такая красивая, как раньше. И слышу плохо.

На русском говорить не буду. Будете смеяться надо мной: до ста лет дожила, а на русском говорю плохо.

Мне разрешили работать с 15 лет. Я хотела работать как все взрослые. Меня приняли на швейной фабрике №2 в Грозном ученицей. Через месяц я всему научилась — шустрая была, и меня перевели в рабочие.

Великая Отечественная война застала меня на работе. Мы стояли на проходной — ждали открытия завода, когда объявили о начале войны с немцами. Многие начали плакать… Я не плакала — я не понимала, что происходит. Главное, чтобы родители были рядом. Когда немцы подошли к Грозному, мы переехали в Серноводск.

В 1944 году началась депортация. (23 февраля 1944 года началась депортация чеченцев и ингушей — этническое переселение вайнахов с территории Чечено-Ингушской АССР в Среднюю Азию и Казахстан. Операция носила название «Чечевица», руководил ей Лаврентий Берия. — Прим. автора.)

Мне было 18 лет. В нашем вагоне ехали 14 семей. У нас была печь, и мы могли готовить еду. Наш вагон был для управленцев — старший брат работал в обкоме партии, поэтому нам повезло. В других вагонах даже есть нечего было. Некоторые вагоны предназначались для перевозки скотины, а там люди ехали.

«От тебя благодати много», — сказал аким (управляющий) Серноводска, и меня первую подняли в вагон, чтобы путь был легкий. Мы ехали 18 дней. Я первая вышла из вагона, когда приехали в Казахстан, чтобы жилось нам здесь хорошо. Я раскинула руки, чтобы обнять этот край — теперь он был наш.

Когда приехали, растерялись: нас никто не ждал. Шел снег, наши вещи были вывалены из вагона. Простояли так пять часов. Ни транспорта, ни жилья. Не знали, что делать — детей успокаивать или еду искать.

Я не знала, что бывает так много снега. Когда я вышла из вагона, я утонула в снегу. Никогда раньше я не видела так много снега. Он был везде, куда ни кинешь взгляд.

Мы все друг друга боялись. Приезжих расселяли у местных. Наша семья попала в дом старой женщины, которая жила с дочкой — ее сыновья погибли на фронте. Хозяева смотрели косо и не ели то, что мы готовили. Думали, что мы их отравим. Мы тоже ничего от них не брали. Но это продолжалось недолго, потом мы подружились.

Помню яблоки, которых было очень много в Алма-Ате. Сады были по 40 км. Яблоки — красные, сладкие и такие красивые! «Райки» в основном.

Здесь я тоже работала на швейной фабрике. Мы шили матрасы. За смену у меня получалось десять готовых — больше всех. Я все делала быстро.

   

  

В Алма-Ате было хорошо, мне там нравилось. Честно говоря, я бы и сейчас жила там. Там много снега, много яблок, да и я многим нравилась. Мать радовалась, а я не хотела уезжать.

Но мы вернулись домой. В 1957 году вайнахам (объединяющий термин для чеченцев и ингушей. — Прим. автора) разрешили вернуться на родину. Я вышла замуж, осталась жить в Серноводске — мой муж отсюда родом. Сами с ним строили дом, поднимали хозяйство. Снова война (две военные кампании в Чечне в 90-х). Но мы никуда не уехали — остались дома.

До пенсии я работала в серноводской больнице акушеркой. Все меня любили — я помогала многим.

Сейчас люди другие. Раньше были лучше. Разговаривают по телефону и совсем не видятся. Почему? Мы, чтобы увидеться, в соседние села пешком ходили, обнимались крепко от радости. А сейчас что? В трубку скажут что-то, и тишина.

Я осталась одна. Нас в семье было 11 братьев и сестер. Сейчас я живу с сыном, внуками, правнуками. Постарела немного, а так ничего. Зато в молодости какой красавицей была.